Украина в Ночи

Часть 1
Тьма требует тебя
Десять лет назад:
Я могу чувствовать, как учащается пульсация в голове, как все больше крови струится из дюжин порезов, эхом прошлого исчертив мое лицо, направляясь к куче разбитых стекол подо мной. Вспышка, и мой фургон отразился черным от тысяч углов, где бы не нашли свое пристанище зеркала после происшествия. Взорвавшийся фонарь осыпал меня душем искр. Я начал понимать, что пути отсюда нет. Даже если приедет скорая – нет, я все равно умру.
Это случилось внезапно. Я вел свой новый фургон, тестируя модификации ручного контроля трансмиссии. Страшная штука, но я это делал. Мама и папа сидели сзади. Я чувствовал их неодобрение, но мы вели обычную в таком случае беседу. Ничего неловкого вроде: «А ты уверен, что калеке можно вести машину?» или «Ты не думаешь, что десять лет постоянного раздражения и злости на тот несчастный случай достаточно?»
Папа обычно имел в запасе несколько интересных историй о последних конструкторских проектах, выполненных его фирмой в особняках, которые мы проезжали. Я решил поехать более долгой дорогой вокруг Арройо Секо, чтобы посмотреть, как много достопримечательностей из разнообразных фильмов мы сможем узнать. Многие папины заказчики жили здесь и некоторые имели достаточно денег, чтобы нанять его фирму для работ по дому. Некоторые из них были явно странными, как, к примеру, спальня с потолком, который его хозяин может поднимать и опускать на пять футов для большего «уюта». Папа мог долго перечислять все строительные нормы, которые пришлось обойти ради этого.
Потом на протяжении двух кварталов все огни исчезли. Не только фонари – вообще все. Огни подъездов, домов, даже огни на инструментальной панели системы охраны в припаркованных машинах. Это была абсолютная темнота с молодой луной над головой. Я начал съезжать на обочину, вскользь ударился обо что-то и выехал за береговые устои моста.
Все дело в выборе момента, я полагаю. Несколько секунд раньше, и я бы въехал в десятифутовую стену. Было бы довольно больно, но мы бы остановились. Несколько секунд позже и я бы ударился в сплошной старый забор. К счастью, мы вынеслись, перекувыркнулись, может быть, перевернулись и остановились на мосту. Между забором и стеной был небольшой интервал, и в него-то я и въехал.
Фургон остановился прямо по пути к складской крыше, поэтому я здесь почти перевернут: бесполезные ноги болтаются над головой, а руки сдавило. Если бы я мог поднять правую руку, я бы смог коснуться одного из четырех стеклянных штырей, который врезался в лобовое стекло и уходил в заднюю часть автомобиля. Один штырь проходил сквозь горло отца. Двое других пронзили маму: один врезался в ее правый глаз, а второй в ключицу. Папа хрипел еще несколько минут, но мама никогда не издавала ни звука. Я думаю, смерть настигла их быстро.
Значит, теперь только я. Я не могу открыть дверь. Я могу звать на помощь, но не похоже, чтобы кто-то был поблизости. Я не могу пошевелиться, чтобы освободится от ремней безопасности, отвязать поддерживающий пояс управления или нажать на аварийный код на телефоне.
Потом огни зажглись. Также внезапно. Я могу наблюдать весь склад там внизу, или возможно надо мной. Это строение времен Второй Мировой. Я писал когда-то статью об огромной долговечности таких «временных» строений, как это. Перекрученные листы алюминия раскиданы вдоль дорог из разбитого стекла. Зеркала, окна, экстравагантные оконные стекла, функции которых мне сложно представить. Огни отражались в осколках, мимолетом напоминая мне затмение: темно-красное, зловещее. Вся сцена напоминала мне что-то. Пол Кли в плохой день. Кошмар футуриста. Кровь продолжала капать мне на голову. Идиотское образование. Ум не поможет тебе, когда ты сдавлен в перевернутом фургоне. Нет, Кли никогда не был в столь скверном положении.
Я еще раз посмотрел в зеркало заднего вида. Мои родители оставались там, где и были. Машина немного скользнула вниз. Ремень безопасности врезался мне в шею и ключицу. Без предупреждения: на моем плече рука: худая, изящная - возможно Африканца из Новой Гвинеи - с маникюром. Быстрая проверка в зеркале сообщила, что там никого нет. Я галлюцинирую.
Голос четкий, но мягкий, почти шепот. Каждый слог безупречно оформлен. Я не видел ничего в зеркале. Я чувствовал руку на плече. Рука не имела пульса.
«Эндрю. Ты меня слышишь».
Я молчу.
«Твоя жизнь – история, которую ты не прочел. Говори со мной».
Это все звучало так… продуманно, что я рассмеялся, и сказал невидимому собеседнику: «Что за история? Ты претендуешь на то, чтобы быть архитектором моих бедствий? Немезида, заставившая меня страдать за мое искусство? Дай мне передохнуть. Даже задыхаясь, я ожидаю чего-то лучшего, чем это».
«Это именно то, что я хотела сказать тебе».
«Что?»
«Я имею в виду, что твоя жизнь была моим хобби примерно десять лет, и теперь для тебя настало время выбрать, что делать дальше. Послушай меня». Голос начал перечислять те вещи, те секреты, которые я никому никогда не сообщал: небольшие фрустрации столь же болезненны, как и большие, маленькое испытание с великими бедствиями. Говорящий, чей пол я не мог узнать, говорил со мной о небрежных докторах, обезумевшем почтальоне, заносчивых редакторах и бессчетном количестве других, кто делал мою жизнь невыносимой. Я понял, где-то между делом, что голос никогда не останавливался на вдох.
«И ты позволил этому случиться?»
«Я делал что мог».
«Почему?»
Смех. Первое время я думал, что голос принадлежит женщине. «Ты знаешь историю Иова, Эндрю?»
«Конечно. Бог забрал у него все, чтобы доказать сатане, что Иов чего-то стоит. Я надеюсь, ты не собираешься заявить, что ты ангел божий?»
«Послушай меня». Голос оставался мягким, но в нем была команда. Мой рот закрылся без какого-либо решения с моей стороны. Один из ногтей вонзился мне в кожу. «Избавь меня от своих шуток. Я не выбирала тебя быть моим шутом».
Я не мог задать очевидный вопрос, но она ожидала его, так или иначе. «Мне нужно было выяснить, кем бы ты стал без вещей, определяющих твою личность. Если бы я могла вынуть твой мозг, положить его в кувшин и экспериментировать над ним, я бы это сделала. Мне нужно было отнять жизнь от твоего разума, так далеко, как это возможно, чтобы посмотреть, как ты справишься с поражением. Ты справился, если хочешь».
Теперь я могу говорить снова. «Что я выиграл? Я надеюсь, это полотенце. Мне глаза режет невозможно».
«Вечность».
«Я сказал, я не хочу говорить с ангелом».
«Это так. Я не ангел». Я могу слышать улыбку в ее голосе. «Я тебе покажу».
Металлический скрежет и треск позади. Сначала мне показалось, что я лишился периферийного зрения. Потом я понял, что рядом с машиной – осязаемая тьма, колонна чего-то, словно дым. В середине парила женщина: высокая, стройная, все лицо испещрено шрамами. Ее волосы… совсем не волосы, а уровень за уровнем двигающиеся тени, словно расслаивающийся гранит или шелуха коры. Ее руки выглядели вполне нормально. Я узнал руку, запястье, покоившееся на моем плече. Ниже была вторая пара рук, появлявшаяся из разрезов ее длинной робы. Они были покрыты черными пятнами и напомнили мне картины художников-экспериментаторов, которые оставили свежее мясо на улице на год, фотографируя его изменения. Она напугала меня до полусмерти, но это не путешествие в глубины сознания и обратно Я галлюцинировал раньше и я не вижу абсолютно никакого намека на то, что мой мозг создал эту картину. В один момент я осознал, что она висит вверх ногами в этой темноте с тех пор, как мы смотрим глаза в глаза. Я чувствую, цепочки ассоциаций в своем сознании, как если бы это был автономный мыслительный процесс, ищущий все, что тьма означает для меня. Воспоминания щелкали и вспыхивали как тьма вокруг женщины.
«Эндрю, - она говорила, не разжимая губ, - Ты видишь свои страхи в темноте, не так ли?» Она увидела мой легкий кивок. «Всю жизнь, всю твою жизнь они существуют у тебя под кожей. А сейчас они струятся наружу вместе с твоей жизнью. Учись».
Одна из тех теневых рук вытянулась ко мне. Она грубо ударила по остаткам окна со стороны водителя и змеей остановилась предо мной. Одним быстрым движением оно обволокло мою голову, полностью закрыв глаза. На мгновение – абсолютное ничто. Даже трепетание света на сетчатке, когда ты закрываешь глаза, исчезло. В некотором смысле тьма разлилась за веками. Я не мог даже вдохнуть.
Вспышки памяти стали интенсивней. Не было чувствительного компонента, только состояние ума. Гнев на несчастный случай, госпиталь, родителей, бюрократов-начальников, тупых пустоголовых докторов, которые так и не могли понять то, что я говорил им. Страх потерять рассудок также как и ноги, или никогда не писать снова, или старости и бедности в таком состоянии. Амбиции и гордость за грядущее великое дело, чтобы доказать что-то всем докторам и скептикам, чтобы показать моим родителям полноту всех их надежд на меня. Депрессия связала в мыслях все это, жажда свободно выскользнуть из тела. Я вижу себя сосудом, льющимся через край темными страстями, нуждаясь во всем, чтобы быть, чувствуя пустоту с длинным списком вещей, против которых необходимо жить.
Видения возвращаются. Облачно. Немного крови свернулось вокруг глаз и сейчас мое периферийное зрение действительно исчезло от недостатка кислорода. Смерть не может быть далеко.
«Ты видишь, Эндрю, ты отрезал себя от монумента общества. Но ты еще не знаешь, чем ты хочешь наделить себя и твоего гнева здесь не достаточно. Ты видишь?» Я кивнул, или, по крайней мере, попытался. Мое лицо онемело. «Я расскажу тебе, что тебя ожидает».
Сначала ее история казалась неуместной, второсортный коллаж. Она описала взросление в Бельгийском Конго, слушая в своем сердце голоса богов, которых искали хозяева-колонисты с одной лишь целью – уничтожить. Она описала грабеж, уничтожение всего племени, порабощение и унижение от рук европейцев пришедших разбогатеть. «Итак, ты видишь, Эндрю, другие тоже знают, что такое страдать».
Она рассказала мне историю скитаний на берегу реки ночью, в надежде услышать хотя бы слово от луны или теней. И в одну из ночей тени заговорили с ней. Бледный мужчина появился и описал ей ее жизнь, ее страдания и предложил власть отмщения.
«Теперь смотри, Эндрю».
Рука теней схватила сиденье, в котором я находился, и резко вырвала его из машины. Другая рука в одном порыве раздробила остатки моей двери. Женщина развернулась так, чтобы продолжать меня видеть и медленно опустилась на землю. Мои туфли касались кровавых осколков стекла. Женщина вышла из колонны тьмы и одной рукой взяла меня вместе с сиденьем. Она подбросила меня несколько раз в воздух, прежде чем опустить меня на землю. Меня бы стошнило, если бы что-то было в моем желудке.
Она села на корточки, чтобы смотреть прямо на меня, в то время как я нащупывал застежку ремня безопасности. «Стоп», - сказала она и я замер. Не потому что я так хотел, а потому что ни один мускул больше не слушался меня.
«Встать».
Пол дюжины осколков порезали меня, один обломок вошел в дюйме от моего правого глаза, кусочек стекла воткнулся в рот, приютившись над верхней десной. Я могу нащупать зуб за десной.
«Теперь мечтай, Эндрю, представь себя способным сделать то, что я только что заставила тебя сделать. Ты помнишь твоих врагов. Я уверена, что да. Ты можешь вообразить их страдающими так, как страдал ты, и даже хуже? Ты примешь этот подарок?»
Последнее слово удивило меня. «Подарок?» Эта кровь и боль подарок? Но внезапно цепи ассоциаций вспыхнули. Я был чересчур уверен в том, что понимаю, как устроен мир. Я высмеивал тех, кто был не согласен. На моем столе дома целый ворох писем от читателей, которые рассказывали мне о крушении иллюзий и недостатка веры из-за того, что я писал. Есть ли что-то более сильное, чем это, способное меня убедить?
«Да». Я выплюнул это слово сквозь стекло, застрявшее у меня во рту. «Да».
Руки-тени положили меня так, что я лежал на спине. Она открыла рот, чтобы показать мне клыки. Они не выглядели как бутафория киношных монстров. Они были настоящими, растущими из ее челюсти и остры, словно клыки хищника. Она наклонилась над моей шеей, и ветер ее дыхания не потревожил моего разорванного воротника. В какой-то миг я видел канал между ее клыков, испачканных пятнышками засохшей крови.
Я удивился их эффективности…
Я думал я что-то знаю о страданиях, но это острейшая, наиболее всепоглощающая агония, какую я только испытывал. Проколы небольшие и я знал, что нет никаких серьезных нервных окончаний вокруг них, но это было похоже на пламя, мчащаяся из одной части тела в другую.
В общем, это было блаженство. Не оргазм – не было физического компонента, только ощущение завершенности и правоты. В разуме я услышал, как женщина сказала: «Это твоя функция и твоя молитва. Помни, что ты оставил. Ты не корова больше». Мой пульс становился переменчивым, слабым. Останавливался. Клинически, я мертв. Мои глаза продолжают тускло видеть, но они скоро перестанут. Нет больше кислорода в крови. Нет больше крови. Оцепенение в теле.
Мои глаза тускнеют, и я не вижу женщину кусающую меня. Она прижимает свое холодное запястье к моим губам. Ее кровь – густая и медленная – льется сквозь мои оцепеневшие губы. Боль возвращается, электрический шок или что-то похожее проходит волнами по глотке. Это было десять лет назад. Я понял, что чувствую снова себя ниже бедер. Сейчас, когда шок пронесся сквозь них, я могу чувствовать их снова. Я чувствую осколки, и мои брюки касаются волос на них. Что-то, что не есть жизнь, двигалось во мне.
Мои глаза открыты. Женщина улыбнулась мне. «Это был первый шаг».
***
Сейчас:
Итак, вы видите, что вы не единственный кто знает цену лишений, прожитых вами. Да, я уверен, что причиной вашей боли были ваша семья, ваша работа, ваше обостренное положение в обществе. Я тоже прошел через это.
Существует путь, чтобы исправить это, если ты этого хочешь. Если ты готов стать хищником в реальности, предпочтя этому молитву о заблуждении возвышенности.

Перевод: Корвин.